Джеффри Хоскинг: Как создавалось правовое государство

Взгляд историка. Текстовая расшифровка

15 Май
2016

Выступление постоянного эксперта Школы, профессора Лондонского университета, почётного доктора Института Российской истории РАН, академика Королевской академии Великобритании Джеффри Хоскинга на семинаре Школы «Просвещение и истоки правового мышления» (Москва, 12 марта 2016 года). Стенограмма выступления расшифрована участницей семинара Дарьей Горбачевой.

Елена Немировская: Специально из Лондона к нам приехал Джеффри Хоскинг — один из самых известных историков Запада о России, который всю свою жизнь преподавал в Лондонском университете все связанное с Россией, с Российской империей, с Советским Союзом, но вместе с тем он не советолог, это отдельная профессия. Он издал (и по-русски это есть) большую книгу «Русский народ и Российская империя». Вам обязательно нужно ее прочитать, тем более наш сегодняшний семинар посвящается чтению как таковому. И книгу «Доверие», которую мы издали по-русски, я вам тоже настоятельно рекомендую прочитать.

Джеффри стоит у основания Школы, первый семинар в Лондоне в 1991 году мы провели вместе с ним в его Лондонском университете. На этот семинар не доехали два нашиз близких друга – это отец Александр Мень, который за два месяца до этого семинара, к которому мы готовились, был убит, и Мераб Мамардашвили, который через два месяца тоже умер, и семинар состоялся без него. Хотя, уезжая в Тбилиси, он оставил нам свой костюм, говоря: «Я здесь его оставляю, дома (он жил у нас), потому что я через 5-6 дней вернусь, и мы полетим в Лондон». И костюм оставил. А я понесла этот костюм в морг, чтобы одеть его в последний путь. Поэтому этот британский семинар, на которой пришла принцесса Анна, запомнился. Многих уже нет в живых, но он был удивительный. Спасибо и начинаем нашу эту замечательную сессию.

Джеффри Хоскинг: Спасибо вам всем, что вы пришли. Я действительно был у истоков Школы и рад сейчас выступать, когда Школа в тяжелых условиях, а, значит, преобразовывается Сегодня мы слышали два доклада очень интересных теоретически. Я же сейчас буду больше задавать практические вопросы: «Что такое гражданское общество и правовое государство?»; «Как они создаются и как они защищаются?».

Правовое государство и гражданское общество — это даже не состояние, а процесс. Ведь полной победы закона и гражданства нет, и не будет, никогда не будет ни в какой стране. Может, это пессимистически будет звучать, но это так, ведь их нужно постоянно защищать.

Я раньше на Московской Школе читал довольно много лекций о кризисе гражданского общества на Западе. Этот кризис все еще есть, и он все еще углубляется. Ведь это в натуре политики: никакие политики у власти и никакие богатые люди не любят тех стеснений, которые им навязывает эффективная правовая система. Они их просто не любят и никогда не будут любить, потому что это беспрестанная борьба. Но в то же самое время политики нуждаются в поддержке правовой системы и в поддержке гражданских объединений, так что эта борьба не безнадежна, она вечная, беспрестанная, но не безнадежная. Иногда бывают победы.

По-моему, ключ к пониманию этих парадоксов – это социальное доверие, уверенность граждан, что можно жить своей жизнью без рутинного каждодневного страха о грабежах, о голоде, о насилии, о необоснованном аресте, о потере жилища. Мы сегодня на Западе живем с этой уверенностью, и это то, что я называю «неосознанным доверием». Здесь люди уже не так уверены, но все-таки это лучше, чем можно себе представить, например, как при войне.

Первая необходимость для такого социального доверия — это сильное государство, то есть правовое государство — это сильное государство. Это может звучать парадоксально, но слабое государство никогда не будет правовым. Оно будет то ли в руках богатых, то ли в руках хорошо вооруженных, то ли в руках у тех, у кого самые влиятельные родственники.

Сильное государство состоит в том, что, во-первых, оно может надежно защитить границы своих территорий; во-вторых, оно имеет монополию легитимного насилия внутри этой территории, то есть такое государство не позволяет каким-то подданным образовать свои частные вооруженные банды или безнаказанно употреблять насилие над другими подданными. Сильное государство может гарантировать порядок социальной жизни, надзирать за соблюдением закона и за правоохранительными органами. Сильное государство может мобилизовать часть общественного богатства на общеполезные цели, то есть, в сущности эффективно взымать налоги — это очень важно, это особенность сильного государства. Кстати, у нас на Западе справедливо говорят, что в демократическом государстве налоговое ведомство – единственный тоталитарный институт, и это необходимо. Налоговое ведомство должно иметь право, например, обследовать ваш банковский счет, не спрашивая на это разрешение, потому что иначе любой гражданин может обманывать это ведомство. Так что я повторяю: налоговое ведомство – единственный тоталитарный институт, и это должно быть так.

Так что да, первая предпосылка правового государства — это сильное государство.

В слабом государстве монополия над легитимным насилием не гарантирована, мощные подданные имеют собственные военизированные банды. Это могут быть то ли аристократы, то ли какие племена, то ли этнические меньшинства, то ли религиозные движения, то ли просто бандиты. В ситуации, когда государство не может иметь монополию насилия, все экономические предприятия вынуждены организовать собственную оборону, и для этого они нанимают свои приватные вооруженные банды. Ведь если вы помните, что было в начале девяностых годов в России — именно это было. Мирные граждане не могли быть уверены, что не попадут случайно в полосу уличных боев. При таком государстве, если существует судебная система, она поступает не по закону, а по воле мощных людей – король, или олигарх, или местный боевик решают кто прав, а кто не прав.

Так что получается порочный круг, где недоверие рождает встречное недоверие.

Социальное недоверие в слабом государстве постоянно растет. Поэтому опять парадокс — авторитарное государство лучше, чем слабое государство. Это парадокс, но авторитарное государство гарантирует внешние границы и мир на улицах, собирает налоги, дает возможность вести ежедневную торговлю.

В то же самое время авторитарное государство слабее, чем правовое государство. Дело в том, что на практике авторитарное государство всегда зависит от каких-то частных интересов — будь это богатые или влиятельные семьи, или финансово-коммерческие кланы, или какие-то этнические, религиозные объединения. И в отсутствии действенной правовой системы эти частные интересы будут на практике вне досягаемости законов, их воля всегда будет преобладать. Другие слои населения, чьи интересы систематически попираются или игнорируются, будут горевать по этому поводу, но ничего не смогут сделать, чтобы защитить свои интересы. На этой почве возникает социальное недоверие, соперничество разных кланов и групп — иногда мирное, иногда с применением насилия.

Другими словами, несмотря на внешний мир, авторитарное государство сохраняет некоторые черты слабого государства. Получается, что, все-таки, правовое государство сильнее чем авторитарное. Это понимали англичане после страшной гражданской войны в середине 17 века. Гоббс и Локк, о которых сейчас говорилось, они оба сформировались под влиянием Гражданской войны.
Вообще гражданская война — самое страшное, что может постигнуть любое общество, потому что там будет сплошное недоверие. Все основы доверия к окружающим разрушены, нормальная жизнь становится невозможной, выходить на улицу становится опасно. Если вы читали, что писали писатели во время русской Гражданской войны, вы увидите это. Люди просто боялись выходить во двор. Кажется, это Пришвин сказал, что все по домам сидели, потому что это «как будто бешеная собака живет во дворе», и просто опасно выходить. Нередко в гражданской войне люди из одной семьи находятся в противоположных лагерях, и даже убивают друг друга. А это основа для понимания Гоббса.

Интересно, действительно, сопоставить Гоббса и Локка.

Гоббс считал, что ради социального мира необходимо, чтобы все члены общества согласились всецело и беспрекословно подчиняться единому самодержцу — Левиафану. Он считал, что без Левиафана будет постоянная война всех против всех. И, следовательно, человеческая жизнь будет скверной и короткой в таких условиях.

Локк обращался к той же проблеме: «Как создать социальный мир?» Но, наоборот, считал, что настоящий мир создается не на основе Левиафана, а на основе поведения, заслуживающего доверия, со стороны всех граждан. (Я бы, кстати, как ключевое понимание Локка, вывел бы не слово «Любовь», а слово «Доверие», он очень много пишет о доверии). Он соглашался с Гоббсом, что единое государство необходимо, чтобы был источник суверенитета для всех, но отрицал, что это государство должно быть самодержавным, ведь самодержец тоже человек, у него тоже свои собственные интересы, и если у него не будет абсолютной власти, значит, он будет в состоянии войны против всех, а это не лучше, чем анархия. И обычно самодержец правит по принципу «Разделяй и властвуй», то есть он везде сеет недоверие и раздор. А, по Локку, цемент общества, гарант солидарности общества — это надежное поведение граждан, это социальное доверие.

Государство должно зиждиться на социальном доверии, на самоограничении граждан, на способности граждан вникать в желания и чувства своих сограждан, соблюдать правило «Делай другим то, чтобы ты хотел, чтобы они делали тебе» — это ведь это основа всех религий, «золотое правило» всех религий. И внутри каждого из нас, как он считал, это основное правило поддерживается совестью и религиозной верой. Локк был верующим человеком, протестантом, но протестантом широкого взгляда, толерантного. Локк не очень беспокоился о различии разных религий. Он считал, что любой верующий человек носит в себе основы правильного поведения. Только атеизм он решительно отвергал, он считал, что атеистам нельзя доверять, потому что если он не верит в Бога, то для него обещание и даже клятвы не обязательны, и поэтому основа любого мирного общества – это, от части, религиозная вера.

А теперь мы переходим к экономике, потому что я хочу сказать еще об одном теоретике. Это Адам Смит. Ведь он придерживался того же убеждения, что и Локк. Он ведь написал «Богатство нации». Он был великим теоретиком экономической жизни. Он считал: чтобы обмен товаров и услуг мог протекать правильно и надежно, надо, чтобы продавцы и покупатели вели себя честно и надежно. Он считал что они не должны обманывать друг друга. Продавец, обманывая покупателей, склоняет их к недоверию, они начинают проверять каждый шаг, они настаивают на многослойных контрактах, чем тормозят и затрудняют торговлю, все экономические сделки становятся дороже и сложнее, вся экономика хромает. Смит считал, что для нормальной торговли, для нормальной экономической жизни необходимо социальное доверие. В другой своей книге «Теория нравственных чувств» Смит утверждает, что в социальной жизни каждый человек стремится понять чувства и желания собеседника, чтобы эффективно интегрироваться в обществе, чтобы иметь успех в экономической жизни и в социальной жизни. То есть, он считал, что мы должны вникать в чувства и желания друг друга. В наши дни экономические теоретики подкрепляют эту мысль. Они говорят о социальном капитале, то есть о способности внушить доверие в ходе экономического и социального взаимодействия. И уже существует целое теория о внушении доверия в экономической и социальной жизни.

Теперь перехожу в другой мысли.

Конституция

Что такое конституция? Ведь это очень важная часть правового государства. И как создавалась конституция? Краеугольный камень западных структур доверия состоит во взаимодействии государства и денег. Я считаю, что деньги — это одна из самых крепких символических систем, через которые передается доверие.

Деньги

Мы обычно смотрим на деньги как на печальную необходимость, это действительно так. Но ведь деньги намного облегчают торговый обмен товаров и услуг. А то государство сильнее, которое может наиболее успешно мобилизовать ресурсы общества, и как ни странно, конституционное государство делает это более успешно, чем авторитарное. Взаимодействие власти и денег наиболее эффективно, когда граждане и правовой строй достаточно сильны, чтобы контролировать и сдерживать государство.

А теперь исторический подход: как это получилось.

Наше конституционное государство и такое взаимодействие между властью и деньгами впервые возникло в коммунах средневековой Италии. Эти коммуны все время воевали между собой, поэтому им надо было постоянно финансировать войны. Это неприятная правда, но это так. Но в этих городских коммунах элиты были крупными промышленными торговцами и банкирами. И чтобы финансировать эти постоянные войны, коммуны облагали граждан принудительными займами. То есть не только налогами, но и займами. (Это было, кстати, и в советское время, во время Второй мировой войны). Постепенно, однако, они поняли, что можно обойтись без принуждения, если предлагать заманчивые и надежные премии всем, кто вкладывал свои деньги в городскую казну. Эти городские общины могли предлагать то, что абсолютные монархи не могли — надежность. Ведь если абсолютный монарх требует от вас заём, то нет никакой гарантии, что он вернет этот заём. А репутация торговца или банкира зависит от его кредита, его платежеспособности, от уверенности у вас там, что он вернет, в конце концов, этот заём. И если суверенная власть будут в руках таких людей, то это гарантия, что заём этому государству надежный.

Суверенная власть в итальянских городах принадлежала выборным собраниям именно таких купцов, торговцев и банкиров. Эти коммуны предлагали кредиторам годовую ренту, во многих случаях даже пожизненную годовую ренту, с гарантией гражданского собрания. В жизни мало что бывает достойно доверия, чем такая гарантия — своих сограждан, которые как торговцы или банкиры многое потеряют, если не сдержат свое слово. Поэтому не было недостатка кредиторов, эти города были в состоянии финансировать большие наемные армии. Но, к сожалению, для таких целей, это ядро мысли для конституционного государства. Это солидарность городов, где все граждане хорошо знали друг друга.

В конце XVII века этот метод финансирования перешел к одной крупной монархии, то есть, к Англии, которая, кстати, скоро станет Британией. В конце XVII века английские элиты были не только торговцы и банкиры, но и землевладельцы. Как сегодня сказал Жарков, очень важную роль здесь играло то, что пришел принц Оранский, Вильгельм, и стал английским королем, потому что он с собой привес голландскую систему финансирования, а голландцы переняли эту систему из Италии.

Надо сказать, что уже к этому времени английское государство научилось эффективно собирать налоги, и для этого английское государство создало довольно крепкую бюрократию. Эта бюрократия могла контролировать внешнюю и внутреннюю торговлю, правильно оценивать и собирать таможню, акцизы на торговлю. А теперь после прихода к власти Вильгельма II английское государство добавило к этому еще одну способность: брать деньги взаймы от публики.

Почему Вильгельм пришел в Англию? Во-первых, потому что английские элиты его пригласили как протестанта, в отличие от своего предшественника — Джеймса II, который был католиком. Вильгельм пришел к нам, потому что потому что ему необходима была помощь Англии в войне против Франции. Опять речь идет о войне. К сожалению, он хотел убедить англичан поддержать его сторону, поэтому Вильгельм был готов сделать значительные уступки английским элитам.

Вот вы раньше уже сегодня видели «Хартию о правах» 1689 года. Самый главный элемент — парламент получил власть над армией, флотом и государственным бюджетом, то есть, над всеми самыми существенными сторонами государственной власти. Впредь монарх не мог контролировать эти стороны государственной жизни, он должен был разделить власть с парламентом. То есть Англия стала конституционным государством, не первым в истории человечества, но, вероятно, самым крепким, самым сильным. Со своей стороны, элиты, чтобы получить эту власть, согласились на серьезные обложения своих богатств, в виде земельных и имущественных налогов, они согласились на более высокие налоги, чем те, которые привели к падению Карла II в 1649 году. Таким образом, британская казна могла взять на себя крупные долги, даже неслыханные по размерам долги, без экономических потрясений. Более того, национальный долг стал надежным фондом, куда богатые люди охотно вкладывали свои сбережения, потому что полностью доверяли государственной казне.

В течение XVIII века Британия на основе менее богатой экономики, чем ее мощный соперник Франция, могла тратить более крупные суммы на войны. В 1689 году национальный долг был один миллион фунтов; через 10 лет — 15 миллионов; в 1750 году — 78 миллионов; в 1790 году — 244 миллиона. Инфляция за это время было незначительна, поэтому это, действительно, такой рост национального долга. В конце наполеоновских войн, в 1815 году, долг превышал более чем в 2 раза валовой национальный продукт, но все равно инвесторы бросались вкладывать свои деньги в британский национальный долг, несмотря на довольно низкую процентную ставку, настолько их доверие было сильно.
Этот пример потом перешел на другие страны Западной Европы. Из-за неумения французского короля взымать налоги, произошла Французская революция. Наполеон и другие научились на примере Англии. В течение XIX века во всех западных странах создавались конституционные государства, парламент, избранный населением, эффективное налогообложение, национальная система кредитов, центральный банк (Локк участвовал в создании Английского банка), биржа, страховочные компании – они все необходимы для социального доверия, для основы современной национальной экономики.
Разумеется, никакая страна не отвечает стопроцентно идеалу правового государства. Но, как мне кажется, в большинстве западных стран сегодня публика достаточно прониклась этим идеалом, чтобы критиковать его явное неисполнение, например, если не все богачи платят соответствующие налоги, или если полиция получает взятки, чтобы не расследовать преступления влиятельных людей.
А теперь подумаем о России сейчас. Россия, казалось бы, далека от этого идеала. Давайте посмотрим на страну, которая была в еще более безнадежной ситуации, чем Россия сейчас. Посмотрим на Германию в 1945 году. Страна была полуразрушена, народ был озлоблен, он с трудом оправлялся от страшного поражения, был ещё под влиянием порочной идеологии, питал сильные расовые и этнические предрассудки, многие потеряли свое жилище или были депортированы. Как получилось, что в Германии, начиная с такой разрухи и деморализации, немцы всего через несколько лет построили сильное и правовое государство и гражданское общество? Об этом надо подумать, потому что их тогда ситуация была более безнадежной, чем сейчас в России.
Какие преимущества были у немцев?
Во-первых, высокая и богатая национальная культура, музыкальная, литературная и так далее. Это тоже есть у русских сейчас.
Во-вторых, в Германии тогда была не совсем разрушена хорошая система народного образования, высокоразвита наука и исследовательские учреждения. Это тоже есть у русских, или, по крайней мере, было в конце Советского Союза, и я думаю, есть еще.
И в-третьих, в Германии была довольно щедрая система социального обеспечения, люди верили в государство, потому что они знали, что в случае крупного несчастья в жизни, государство будет их спасать от поголовного голода. Такая же система социального обеспечения есть в России сейчас, довольно щедрая.
Еще в Германии была развитая правовая система, это отчасти есть в России. Я недавно читал Евгения Ясина, он член Президентского совета по правам человека, и он отметил, что в России существуют две параллельные правовые системы. С одной стороны, это рациональная система позитивных правовых норм, свойственных гражданскому обществу и рыночной экономике, с другой стороны — прерогативная система, то есть, где преобладают права государства и коллектива над личностью, где закон служит средством правления, средством власти, а не защите интересов общества или отдельного человека. Эти две системы, по-моему, существуют рядом друг с другом. По-моему, в России сейчас ведется настоящая борьба между этими двумя системами, а это борьба не безнадежная, потому что первая правовая система необходима для капитализма, а Россия участвует в мировой экономике.
Теперь последняя часть моего доклада. Следующий вопрос мне кажется важным: какой капитализм важен? Настоящий ли капитализм, где соревнования, состязания, или капитализм, искаженный интересами каких-то мощных олигархических кланов. Это борьба между этими двумя капитализмами ведется сейчас в России, но не только в России, хочу заметить. Правовое государство и гражданское общество под угрозой не только в России, но и на Западе, где крупные международные фирмы играют такую же роль, как и крупные олигархи в России. Они якшаются друг с другом в роскошных виллах и на роскошных яхтах по всему миру. Эти фирмы постепенно подтачивают основы правовой системы во всех странах мира, в том числе и на Западе.
Пример из британской жизни. Основной принцип правового общества в следующем: перед законом все равны, значит, все должны иметь возможность, в крайнем случае, защищать себя и свое имущество, и интересы перед судом. Бедным и даже людям среднего достатка это не по карману, ведь адвокаты дороги во всех странах. Поэтому до недавнего времени Британское государство давало юридическое пособие, чтобы средний гражданин мог в случае необходимости нанимать адвоката. Сейчас это пособие сокращается, и критерии для него сужаются – так, что многие вообще не имеют поддержки закона, либо сами защищают перед себя судом, что они делают, разумеется, плохо. Это мера особенно ударяет по тем, у кого есть семейные конфликты. Особенно это ударяет по женщинам, которые ищут алименты после развода. Это ударяет по тем, кто страдает от дискриминации на работе, по иммигрантам, которые должны обосновать свое право на политическое убежище. То есть, сокращение этих пособий бьет по слабым и беззащитным. И это позор для правового государства, но это делается сейчас в Британии.
Еще один пример. Сейчас Британское правительство иногда отказывается подчиняться решениям Европейского суда по правам человека. То есть, это тот суд, который был создан Советом Европы в конце сороковых годов. Причем Британия была одним из основателей этого суда и основателем Совета Европы. А сейчас Британское государство вообще готовит законодательство, по которому Британия выйдет из юрисдикции этого суда. Сейчас стоит такая угроза. Почему наше правительство хочет выйти из этого суда? Потому что решения этого суда иногда не удобны для крупных фирм и вообще для власть имущих. А если Британия выйдет, то этот суд будет значительно подточен по всей Европе, а, может быть, его решения вообще перестанут иметь значение. А Совет Европы — это основополагающая инстанция в истории послевоенной Европы. И уже сейчас я замечаю, что авторитарные правительства во всем мире злорадствуют: если Британия — один из основателей этого суда — если она собирается покинуть этот суд, то и они уже не обязаны подчиняться ему. Это большая угроза. И еще одна угроза правовому государству.
Международные фирмы систематически уклоняются от правильной уплаты налогов. То есть фактически они отказываются финансировать те социальные блага, которые они и их работники используют: школы, медицинские системы, средства сообщения, полицию, правоохранительные органы. Фактически они отказываются финансировать налоги. Для этого они пользуются налоговыми гаванями, мы их так называем. То есть они хранят свои прибыли то ли в странах, где очень низкие налоги, например, в Ирландии, то ли где соблюдается строгая банковская тайна, например, в Швейцарии, то ли где можно скрыть свою идентичность, или где нет систематического налогообложения (это, к сожалению, многие британские колонии). Недаром русские, украинские, китайские богачи скрывают свои прибыли в таких укромных местах. Так что это наша общая борьба.
Раньше, в начале Школы Гражданского Просвещения, я полагал, что Запад — это идеал, и что Россия должна преобразоваться по этому образцу. Сейчас мир выглядит, для меня по крайней мере, по другому, сейчас хуже в России, я не спорю, но, тем не менее, это наша общая борьба.
В 1990-е годы в России в некоторых отношениях гражданское общество было сильнее, чем сейчас. Мы слышали об этом сегодня от Арсения Рогинского. Но плата за это была для многих людей невыносимой. Российское государство было слабым в 90-е годы. Оно не могло обеспечивать людям нормальную жизнь, олигархи дрались между собой, иногда буквально на улицах, и хапали большие части накопленного общественного богатства. Государство не могло эффективно собирать налоги, и следовательно, учителя, врачи и другие профессиональные люди не получали регулярно зарплату, они вынуждены были принимать то ли приватную плату, то ли взятки. Система народного образования, система здравоохранения была под угрозой, ожидаемая продолжительность жизни снижалась довольно значительно. Было перманентное кризисное состояние.
Сейчас российское государство сильнее, а это, как я говорил, первый шаг к правовому обществу, но российское государство сейчас сильнее в искаженных формах, которые не способствуют дальнейшему прогрессу в этом направлении и даже мешают ему. И это говорю не только я, это ведь говорил ваш бывший президент Дмитрий Медведев, так что я не голословно это говорю. Не мне, конечно, рекомендовать как русские должны укреплять правовое государство, это дело самих русских (и, кстати, Школа довольно много делает, чтобы говорить об этом людям, чтоб было понятнее, что ставится на кон). Да, это дело самих русских. Но надо иметь в виду, что предпосылки правового государства уже существуют в России. В России и на Западе мы ведем общую борьбу против всех, кто хотел бы разрушить основы правового государства и гражданского общества. Это главная моя мысль, что у нас общая борьба.
Спасибо за внимание.

Читайте также
Новости АНО «Школа гражданского просвещения» ликвидирована

15 марта 2022 года АНО «Школа гражданского просвещения» была ликвидирована. Сайт больше не обновляется.

01 Май
2022
Общая тетрадь Общая тетрадь №1, 2021 (№81)

Авторы: Матьяш Груден, Фрэнсис О’Доннелл, Сергей Гуриев, Фарид Закария, Елена Панфилова, Тимоти Снайдер, Сергей Большаков, Алексей Кара-Мурза, Николай Эппле, Андрей Колесников, Василий Жарков, Зелимхан Яхиханов, Лена Немировская и Юрий Сенокосов, Андрей Кабанов и другие

26 Июль
2021
Интервью Светлана Ганнушкина: Гражданское общество, государство и судьба человека

Правозащитница, номинант Нобелевской премии мира в заключительном видео «Шкалы ценностей».

21 Июнь
2021
Поддержать
В соответствии с законодательством РФ АНО «Школа гражданского просвещения» может принимать пожертвования только от граждан Российской Федерации
Принимаю условия договора оферты
Поиск