Советский Союз распался почти три десятилетия назад, но постсоветская эпоха все еще не закончилась, уверен политик, депутат Псковского областного собрания депутатов от «Яблока» Лев Шлосберг. Переходный период, который должен был решить задачи реформирования государственности, завершился, толком не успев начаться. «Чем дольше этот период длится, тем сложнее его последствия для страны, вплоть до полного отрицания целей постсоветского реформирования, что мы уже наблюдаем в России»,— говорит Шлосберг. Что с российской политической системой пошло не так в девяностые, почему Владимир Путин не хочет установления военной диктатуры, и есть ли шанс у гражданского общества в России?
О советской сороконожке, независимости и комплексе «компьенского вагончика»
Одна из главных причин, по которой распался СССР, была его несовременность: идеологическая монополия, архаичное госуправление, неспособность к быстрому реагированию. Советский Союз был сороконожкой, которая при решении важных вопросов в жизни страны долго думала, с какой ножки начать, и в итоге делала неправильные шаги.
Распад Советского Союза стал вызовом для всех 15 государств бывшего СССР. В каком-то смысле 1991 год был стартовой площадкой, на которой стояли 15 бегунов в разной форме, с разным экономическим, социальным и политическим багажом, но момент старта — он у всех равный. И важнейшим, принципиальным приобретением 14 государств из 15 стала государственная независимость. Она искупала практически все: нищету, изоляцию, неготовность к собственной экономической деятельности, социальную угнетенность, полное отсутствие государственных институтов.
Россия же с распадом СССР потеряла огромные территории. Советский Союз всегда позиционировался как наследник Российской империи в территориальном плане. Даже не власть, а именно общество воспринимали утрату этих территорий очень болезненно, как безусловное историческое и политическое поражение. Что такое была для нас псковско-эстонская и псковско-латышская граница? Ничего. Мы просто садились в Пскове в автобус и выходили в Тарту, в Таллине, в Риге… Беловежские соглашения значительной частью общества воспринимались едва ли не аналогично с Компьенским мирным договором (соглашение о прекращении военных действий в Первой мировой войне, было заключено 11 ноября 1918 года между Антантой и Германией в железнодорожном вагоне маршала Фердинанда Фоша в Компьенском лесу.— прим. авт.), согласно которому Германия капитулировала. Психологически осознать, что обретение свободы другими государствами — это не плохое событие, было непросто. Но мало кто из российских и в целом постсоветских политиков работал с этим комплексом «компьенского вагончика».
Компенсировать России потерю территории можно было только созданием современных демократических институтов, строительством открытого, современного, успешного государства, где люди могли бы реализовать себя. То есть ответом на свободу других должна была стать наша собственная свобода. Но вместо этого вся российская власть превратилась в «компьенский вагончик».
Об ошибках Ельцина, свободе и четырех глобальных задачах
Кто нес ответственность за постсоветское реформирование? Безусловно, [первый президент России] Борис Ельцин и все его правительственные ресурсы. Два президентских срока Ельцина и должны были стать тем самым историческим периодом, когда необходимо было завершить всю постсоветскую реформу — это целых восемь лет, это половина жизни поколения.
Что нужно было сделать? Речь шла о четырех составляющих реформы: политической, судебной, экономической и социальной.
Перед Ельциным и его правительством стояла задача по созданию государственных и общественных институтов. Но фактически политическая реформа оказалась временным, сконструированным буквально на коленке компромиссом между конфликтующими к тому моменту кланами российской власти. С одной стороны — объявленный федерализм, с другой — все зачатки унитарного государства, с одной стороны — права и свободы человека и гражданина и приоритет норм демократического государства, с другой — все зачатки для выстраивания абсолютно автономной государственной конструкции, которая может преодолевать любые международные обязательства. И все это было зашито в Конституцию 1993 года, спешно принятую. Судебная реформа была объявлена, но не была проведена. Корпус независимых судей стал появляться и очень быстро осекся, когда стало понятно, что независимый суд в постсоветской системе не приветствуется. Экономическая реформа — по сути самая успешная часть деятельности Ельцина. Проблема защиты частной собственности не была решена, но тем не менее, возможность ведения экономической деятельности была открыта. Что касается реформы социальной государственной системы, которая обеспечивает развитие образования, здравоохранения, культуры, науки — за восемь лет Ельцин вообще не коснулся этой задачи, для этого просто не было денег.
Почему ни одна из этих задач не была решена Ельциным? Потому что ни Ельцин, ни пришедшая с ним группа людей в абсолютном большинстве не доверяли обществу. Это совершенно парадоксальная вещь. Придя к власти исключительно благодаря воле общества, переломив советскую систему, позицию Горбачева, Ельцин общества опасался, и базировать свою позицию на общественном договоре не стал. Еще при Ельцине общество стало восприниматься как угроза, источник опасностей и рисков, а не как источник силы. В 1991 году за Ельцина проголосовало более 50% избирателей, 37 млн человек: к моменту начала реформ и он, и правительство, имели колоссальную поддержку людей. Но в связи с тем, что ни одна из четырех глобальных задач не была решена, власти утратили общественную поддержку. Эта утрата создала огромный энергетический потенциал для реванша.
Недооценив важность политических реформ, Ельцин был убежден, что коммунизм повержен раз и навсегда, историческое развитие необратимо. Этот миф о необратимости демократических достижений привел к полному краху всего того, чего удалось добиться на непродолжительное время. Оказалось, что в политике нет ничего необратимого.
Об обществе вчерашнего дня, важности государственных границ и страхе перед будущим
Именно из нереализованности постсоветских задач вырос, налился соком и созрел Владимир Владимирович Путин. Путин стал ответом общества на провал постсоветской политики в России.
Владимир Путин — глубоко советский человек. Он пытается построить правильный — в его понимании — Советский Союз. Во всех своих проявлениях Путин обращен в прошлое, например, в заявлениях о том, что интернет разработан в ЦРУ, чтобы заниматься слежкой за людьми. Все его действия направлены на то, чтобы получить поддержку советской или постсоветской части общества. Он не ведет страну вперед и не формирует политические тренды будущего, он старается уловить все комплексы, включая комплекс неполноценности, комплекс обиды, комплекс поражения, комплекс унижения, и выстроить на них свою политическую линию. Все усилия Путина на протяжении 20 лет направлены на создание общества вчерашнего дня.
С формальной точки зрения постсоветский период в России завершился в 2014 году аннексией Крыма. Главная особенность этого события даже не в том, что Россия подтвердила готовность отказаться от ею же подписанных и ратифицированных международных соглашений. А в том, что приращение территории — принцип политики, сформированный еще до нашей эры, оставался доминирующим лишь до середины XX века. Именно из этого родились две самые губительные и разрушительные войны в мире: Первая и Вторая мировые войны. Новая логика мирового развития заключается в снижении значения и роли государственных границ. Действия по изъятию Крыма и возвращению его в состав России находятся в русле политики XX века; они отлично проиллюстрировали, насколько Путин несовременный политик. И эта несовременность системы государственного развития, которую выстроил Путин — самая большая и самая значительная угроза для нашей страны.
Каковы последствия несовременности государства? Это, во-первых, деградация всех государственных институтов, они не могут развиваться и делать то, что они должны делать, они становятся имитационными. Вы подходите к зданию, на котором написано «суд», но вы не можете там найти правосудие. Вы видите перед собой средства массовой информации, которые формально являются независимыми, но такой институт как свобода слова на них не распространяется. Вы приходите в орган исполнительной власти, в том числе выборный, и вы понимаете, что цель власти не в том, чтобы помочь вам реализовать ваши потребности, а в том, чтобы защитить себя от вас, от народа. Никогда прежде не было таких барьеров в доступе рядовых граждан в здания органов власти: вот уже почти два года вход в псковский Дом советов (где находится администрация региона и областное собрание депутатов.— прим. авт.) охраняет Росгвардия. Во-вторых, это полное подавление прав и свобод граждан и общества. Полицейское государство уже сформировано в нашей стране, это не процесс, это результат. Ни одной достоверной статистики оттока мозгов и России нет, потому что большая часть людей, уезжая из страны, не фиксируют утрату гражданства. Но ничего страшнее, чем утрата интеллектуального потенциала, для государства не существует вообще.
Одновременно в стране воспитывается страх перед будущим: все, что связано со свободой действий и самоопределения, вызывает страх. Хотя на самом деле неизвестность и возможность разных путей развития должны вдохновлять. Но людей, которые фактически закрепощены в этой матрице вчерашнего дня, будет волновать любая неизвестная повестка, потому что хочется, чтобы все было известно.
Что дальше: четыре сценария развития событий
Первый сценарий — инерционный. Все остается как есть: сегодня избираем Путина, завтра Медведева… вот просто фамилия называется, и человек получает всю сакральность власти. Если бы это было возможно, они бы держались за этот сценарий зубами. Они и пытались держаться, но не получается: общество стало меняться. С каждым днем этот становится все более нереализуемым, даже вся мощь государственной власти, в том числе насилие и суды, уже не могут его обеспечить.
Второй сценарий — принятие новой Конституции и создание нового государственного строя. Может быть все, что угодно: император, псевдопарламентская республика с сильным канцлером… Это может быть даже сценарий, при котором президент прекращает избираться всенародно, либо избирается на сугубо декларативные функции. Российские власти абсолютно точно готовились к этой реформе. У [председателя Конституционного суда] Валерия Зорькина вышла замечательная статья в “Российской газете”, где он просто ее откровенно изложил: отказ от европейского права и вообще норм международного права, четкая ставка на внутренний государственный суверенитет, на закрытие страны. И потом [помощник президента, бывший первый замглавы кремлевской администрации] Владислав Сурков тоже не удержался и выпустил в свет текст о глубинном народе. Вот они так показали, в какую сторону они намерены двигаться. Правда, времени на эту конституционную реформу не так много: перераспределение полномочий между органами власти возможно только между созывами Госдумы, а следующие парламентские выборы в 2021 году.
Сценарий третий, самый тяжелый — прямая военная диктатура. Сказать, что этот сценарий не актуален, к сожалению, невозможно, потому что все предшествующие тяжелые наркотики уже использованы: украинский наркотик, венесуэльский… следующий наркотик — война кого-то против России. Это фактически повторение сценария 1 сентября 1939 года, якобы атаки поляков на немцев, появление некой провокации, которую невозможно игнорировать, ответом на которую является фактическое введение военного положения — с утратой всех нынешних, даже имитационных общественных институтов. У этого сценария очень много сторонников внутри окружения Путина, потому что он самый простой. Но, как ни парадоксально, Путин является главным ограничителем этого сценария в России: он приведет к его полной делегитимации в контексте мировой истории. У Путина есть очень важное желание — он хочет войти в историю великим, а его понимание величия не включает в себя прямую военную диктатуру в России; некрасиво, не та слава.
И, наконец, четвертый сценарий — электоральная революция. Это сценарий, который сейчас вырастает буквально на наших глазах. В Россию возвращается ценность выборов, несмотря на все, что было сделано по отношению к избирательной системе, и в целом к политической системе за последние 15 лет. Людям необходима мирная смена власти, а никакого другого способа, кроме выборов, для этого не существует. Естественное возрождение потребности в мирной смене власти через выборы российские власти не просчитали. Желание иметь своего представителя стало настолько острым, что власть восприняла стремление людей к честным и свободным выборам как главную угрозу себе. Они же не провели ни одной избирательной кампании честно, начиная с 1996 года: Путин ни одного раза не выиграл президентские выборы, «Единая Россия» ни одного раза не стала парламентским большинством. Только этот сценарий может вернуть в повестку дня вопрос о демократической политической реформе в нашей стране. Именно этот сценарий становится все более актуальным, и если у нас получится, то мы сможем вернуться к свободе в нашей стране.
Записала Наталья Корченкова
