Однажды в Доме дружбы Юрий Сенокосов увидел девушку, всю в зеленом, которая сидела за зеленым же столом и вела «круглый стол» уже известных в то время молодых людей. Среди них были Фазиль Искандер, Олег Чухонцев, Андрей Миронов, Марк Захаров, Юрий Зерчанинов. По словам Ю. П., он оказался там почти случайно, но девушка ему запомнилась – это и была Лена.
Две линии людей-ключей, которым предстояло стать свидетелями на свадьбе Юры и Лены, сошлись, когда Добровольская впервые увидела Мамардашвили. Она переводила выступления итальянских гостей на конференции в Малом зале Центрального дома литераторов. Это был 1971 год. Делегацию из Италии возглавлял Умберто Эко, речь шла о структурализме, Добровольская едва находила адекватные термины для перевода. И тут ей на помощь пришел незнакомый лысый человек в очках, с лицом крупной лепки. Так произошло знакомство с Мерабом.
Юлия Абрамовна, покровительствовавшая Лене, решилась попросить о публикации Мамардашвили – не где-нибудь, а в «Вопросах философии». Пойти в журнал со статьей подруги Добровольская, однако, не могла – муж приревновал ее к Мерабу.
……
Лена позвонила Мерабу в назначенное время. Он коротко сказал: «Прочитал. Приезжайте». Пришлось ехать. «Я приглашу редактора, который будет вести эту статью», – сказал Мамардашвили. Рукопись забрал читать Юрий Сенокосов. Лена помнила эту фамилию по пятому тому «Философской энциклопедии», по статье о структурализме.
С того момента началось общение Немировской с Мамардашвили и Сенокосовым. И тайное, точнее, не проговариваемое вслух, их соперничество за внимание Елены Михайловны.
Что объединяло девочку Лену из Ажурного дома в Москве и мальчика Юру из Чеченгородка на окраине Усть-Каменогорска? Скорее всего, страх перед войной, несправедливостью, насилием. Они вышли из шинели Сталина, точнее, уходили из нее. И изживание страха было свойством многих их сверстников; предметом рефлексии – о себе и стране, об устройстве государства и общества.
Судьба сводила их с лучшими из лучших, на их мировоззрение среди прочих повлияли самый значимый философ советской поры Мераб Мамардашвили и священник-экуменист отец Александр Мень.
Став свободными, Сенокосов и Немировская уже на излете советской власти начали учить свободе других, обретя свою миссию в гражданском просвещении. Сотни их учеников до сих пор впитывают в себя ценности гражданского общества и готовы строить его даже в условиях существования в авторитарном государстве.
А история Школы – это разговор о Лене и Юрии Петровиче, об их опыте взросления и свободной жизни при любом политическом режиме, о том, как эти люди любят друг друга, поддерживают друг друга, восхищаются друг другом. Об их поколении, одним из лучших продуктов которого стала Школа, живущая в книгах, идеях, выпускниках, экспертах, в свете лампы над круглым столом в гостиной дома Сенокосовых.
Однако не только опыт переживания насилия позволил этим двум людям прожить несколько исторических периодов русской истории, а любовь. Десятилетиями, попутно восхищаясь друг другом, они делали общее дело. Не только свое, а в буквальном смысле общее – res publica. И вовлекли в него сотни не последних людей в стране и мире, созидая гражданское общество.
Сначала на своей кухне на Кутузовском проспекте, в доме, смотрящем на громаду гостиницы «Украина» и запомнившемся нескольким поколениям советских людей никогда не исчезавшей очередью в магазин «Сантехника». Потом на семинарах основанной ими в 1992 году Московской школы политических исследований (МШПИ), послужившей образцом для создания таких школ под эгидой Совета Европы в других странах; после начала преследований «иностранных агентов» она была вынуждена продолжать свою деятельность как Школа гражданского просвещения. А когда атмосфера в стране поменялась совсем уж радикальным образом, дискуссии снова переместились за круглый стол старомодной гостиной квартиры Лены Немировской и Юрия Сенокосова. История гражданского общества сделала своего рода круг. Но не закончена.
У Немировской и Сенокосова нет четкого ответа, как так получилось: «Ну, как-то приходили люди…». Та самая гравитация: «Кто-то давал адреса и приезжали иностранцы».
Ничего себе иностранцы – Клод Лефор, выдающийся французский политический философ, ученик Мориса Мерло-Понти, известный своей полемикой с Жан-Полем Сартром и фундаментальной работой о Макиавелли; Франсуа Фюре, президент Фонда Сен-Симона, историк, автор книги «Постижение французской революции»; Пьер Розанваллон – будущий член Французской Академии Наук; Элен Каррер д´Анкосс – член Французской Академии наук.
«Откуда эта симпатия, естественность в общении, отсутствие барьеров с еще минуту назад незнакомыми людьми, которые сразу становились друзьями на годы вперед?» – рассуждает Сенокосов. «Не могу сейчас вспомнить, с чего, собственно, началась дружба, например, с Эрнестом Геллнером, который появился у нас и в результате прожил больше трех месяцев? Помню, как он по своей инициативе настучал тут, лежа на диване, на пишущей машинке текст для первого номера нашего журнала. Неделю жил Ральф Файнс – и с этого началась дружба, причем с языковым барьером, когда я с ним в основном объяснялся жестами и восклицаниями – ему наш адрес дала дочь бывшего английского посла в России Родрика Брейтвейта.
Внутри совместной своей биографии они прожили несколько жизней. Идеи, ценности, люди, встречавшиеся им, уникальны, их биографии или легендарны, как у философа Мераба Мамардашвили, или почти неправдоподобны, как у переводчицы с итальянского Юлии Добровольской; трагичны, как у писателя Владимира Кормера, и успешны, как у Отара Иоселиани. А Елена Михайловна и Юрий Петрович одинаково уверенно входят в Палату лордов Великобритании, где заседает их друг и эксперт Школы, биограф Джона Кейнса сэр Роберт Скидельский, невысокий, торопливо и бурно мыслящий вслух человек; приходят в гости в пригороде Стокгольма к бывшему исполнительному директору Нобелевского комитета Михаэлю Сульману, хлопочущему в это время на кухне и выставляющему на стол большую бутылку буровато-оранжевого аквавита.
Школа выросла из книг. В том числе, написанных теми же людьми, которые стали живыми идейными истоками просвещения по Сенокосову и Немировской. Конечно, из того массива книг, которыми всю жизнь занимался, которые пропагандировал и распространял Ю.П. – человек-издательство. Разумеется, из лекций Мамардашвили, романов и статей Кормера, проповедей и сочинений о. Александра. Вообще из всего того, что выработала интеллектуальная среда 1950-х-1980-х.
Что двигало Франсуа Мишленом, мировым производителем шин, который приехал – прилетел на своем самолете! – на одну ночь в Голицыно, чтобы выступить и пообщаться с молодыми людьми? Почему Доминик Моизи постоянно рекомендовал для МШПИ новых экспертов? Значит, ему было интересно… Какая сила приблизила к Школе посвятившую себя России испанскую журналистку, с 1984 года работающую здесь корреспондентом «El Pais» Пилар Бонет? Любовь к Лене и Юре, которые о ней говорят: «Она нам сестра. И даже больше». Почему поддерживают Школу предприниматель и бывший депутат Госдумы Сергей Петров или бывший министр финансов Михаил Задорнов? Лена и Ю.П. С большой теплотой и благодарностью относятся к Александру Волошину, который уже больше десяти лет возглавляет Совет директоров Школы. Почему лучшие европейские умы считали необходимым и приятным для себя составить круг экспертов Школы? И втянутые в этот круг – остались в нем?
«Все хотели, чтобы Россия была современной европейской страной», – говорит Немировская.
Возможно, это и есть главный успех Школы – хотели перенести дружеские разговоры и постижение действительности, свою среду с кухни на Кутузовском в более широкое пространство, найти способ продолжения свободной жизни в свободной среде – и получилось…
Альваро Хиль-Роблес тоже представитель совета Школы, только не директоров, а попечительского сидел в тюрьме. И посадил его туда (причем на Канарские острова), по его собственным словам, Мануэль Фрага Ирибарне, правая рука Франко, один из самых ярких политиков в окружении каудильо. Потом, при подписании в 1977 году Пактов Монклоа, Хиль-Роблес и Фрага подали друг другу руки. А спустя годы, несколько смущаясь, Лена сказала Альваро, что Фрага, тогда в четвертый раз избранный президентом регионального правительства Галисии (всего он провел на этом посту 15 лет, с 1990-го по 2005-й), мало того, что стал экспертом Школы, еще и пригласил ее слушателей в Сантьяго-де-Компостела.
Что же до Фраги, то бывший франкистский министр говорил Лене: «Франко сейчас на небесах, наверное, думает: «Что ты делаешь, Фрага?» А я гуляю по Голицыно!».
Так Голицыно если не примирило, то дало одну крышу двум выдающимся испанским политикам.
Эти люди и атмосфера, которую они создавали и создают, культурные коды и слова, которыми обменивались, наверное, уйдут под воду времени, как Атлантида. Но общество граждан – на кухне ли, на семинаре, в головах и делах – останется. И ценность гражданского просвещения тоже останется.
Впитав историю и людей, Сенокосов и Немировская вернули следующим поколениям свое понимание страны и изменили сотни людей вокруг себя – сколько смогли за четверть века существования Школы.
Просвещение, безусловно, свет. В том числе и человеческой личности. Каждый, кто общался с Леной и Юрием Петровичем, в терминах Бродского, «был залит светом». Но просвещение – это еще и груз. Если угодно – камень. Он падает в воду, а по воде идут круги. Которые, вроде бы исчезают со временем. А на самом деле – нет. Ничего в этой жизни не исчезает.
*****
Фотогалерея:
*****
Слайдшоу:
